Сработало несложное, но эффективное устройство, заботливо и аккуратно cмонтированное в спортивном самолетике. То, что осталось от пилота – 26-летнего лейтенанта СЛА, ливанского друза, семью которого, брошенную на произвол судьбы израильтянами, вырезали благодарные соседи-арабы – перемешалось в единый компост с телами, безусловно, кошерных депутатов, превратив тем самым общее месиво в нечто совершенно неприемлемое для еврейского ортодоксального желудка…
Премьер-министр чудом уцелел – опоздал, как всегда, задержавшись в ванной комнате – благословен будь день, когда был придуман геморрой! Последняя точка под первым актом была поставлена чуть позднее – когда выступление по Национальному телевидению уцелевшего Премьер-министра было прервано ставшим уже привычным для израильских пиратских станций образом. На телеэкранах этой небольшой страны появилось успевшее подзабыться лицо когда-то знаменитого на весь мир ливанского генерала, бывшего союзника, преданного и брошенного стремительно отступавшими израильскими войсками.
Без обычной арабской цветистости – и без ожидаемого злорадства – грустно, сухо и просто, этот старый человек, сидящий в радиорубке яхты, болтающейся в нейтральных водах Средиземного моря, подтвердил, что СЛА совершила сегодня акт возмездия, наказав грешный парламент за его позорное вероломство… Фраза оборвалась на полуслове – реактивный залп накрыл яхту со всем её содержимым…
* * *
Ребенок тихо спал, спала и измученная Мария. Бледно-синие тени легли на её веки… Фрэнк и Лиз сидели на кухне, потягивая черный как деготь чай из эмалированных кружек, и молча глядя в мерцающий телевизор, стоящий на колченогом буфете.
Было уже многое сказано; Фрэнк знал теперь что Лиз из России, приехала на Святую Землю подзаработать – обстановка этой квартирки, состоящая из огромной софы-сексодрома да туалетного столика, красноречиво говорила о характере этой работы…
Город, где она жила теперь, и где родился этот мальчик, удивительным образом умеющий улыбаться уже от рождения, назывался Вифлеем…
Ты забываешь имена вещей,
Простые истины, и лица трав,
Чужие языки, и ставшую ничьей
Пустую полночь. Твой корабль
Дрейфует медленно по воле звезд,
Поскрипывая на волне. Висячий мост
Вдали маячит. В полумраке спит
И улыбается, и видит сон, старик –
Что утром был тобой; и ты привык
К простому превращению зерна
В какой-то злак. И не твоя вина,
Что ты не можешь вспомнить тех молитв –
Что обещают и спасти, и сохранить,
И смыслом невзначай обременить…
Время тянулось странной струной - медленно и беззвучно - текло словно прозрачная медовая струя из опрокинутого засыпающим ребенком кувшина. Казалось, все осталось по ту сторону - сумасшедшие взрывы, озверелые фанатики, неразбериха, суета… Серый рассвет вставал над городом, позабывшим время. От этого состояния первой очнулась Лиз.
- Эй, надо что-то делать! Здесь скоро будет очень и очень скверно - как всегда бывает, когда евреям хвост подпалят… Пойдут проверки, обыски…
Фрэнк вопросительно посмотрел на нее. Женщина говорила явно серьезно и со знанием дела.
- Надо сматываться - когда арабы и евреи первый раз замирились, тоже было неприятно, но сейчас будет особенно паршиво - похоже, все разом рушится…
- Что ты предлагаешь? - спросил Фрэнк, усаживаясь на колченогом стуле более прямо, и с усилием возвращая себя к этой - второй по счету - реальности.
- Сваливать надо - я говорю… Лиз вскочила на ноги, вытащила откуда-то из недр стенного шкафа огромную бесформенную сумку, и начала лихорадочно запихивать в нее какие-то подвернувшиеся под руку вещи.
- Какой самолет ближайший из страны? - машинально осведомился Фрэнк - и тут же пожалел об этом. Какой, к черту самолет - даже если и есть такой, на него наверняка не попасть - аэропорты будут перекрыты, как и все остальные пути. “Спокойно!" - мысленно одернул он себя: “Тут и начинается твоя привычная работа… Опять - как всегда…"
В этот раз все было несколько хуже, чем всегда: когда он вышёл на просыпающуюся улицу, то свой автомобиль не нашёл - правильно, зачем было оставлять незапертую машину невесть где… А по числу угонов автомобилей Израиль давно уже опередил всех - включая даже Италию.
- Собери Марии и ребенку что найдешь, а я найду транспорт… - скороговоркой проговорил он, не оборачиваясь, обращаясь к застывшей в дверном проеме Лиз.
Далеко ходить не пришлось - за углом притулился маленький автомобиль - старенький Фольксваген, битый и поцарапанный, но на ходу. Следовало только соединить пару проводов под приборной доской. “Считаем, что мы его взяли взаймы. Так же как кто-то взял взаймы мою машину…" - совесть Фрэнка никогда особенно его не баловала вниманием, а уж в таких обстоятельствах и вовсе молчала раком под корягой.
Четверть часа спустя они уже мирно катили по дороге по направлению к тысячелетнему городу, с его непривычными дымами, поднимающимися над крышами.
Машинально переключая скорости, и манипулируя педалями плохо управляемой, разбитой развалины, он лихорадочно соображал, куда же направиться. Подсказала Лиз: "Езжай в Палестинский аэропорт - если там дежурит мой клиент - проскочим…" Он мельком бросил взгляд на сидящую рядом с ним женщину и удивился, насколько собранной она выглядела - и это несмотря на бессонную ночь, все заботы, суету и потрясения…
Беглецам повезло и на этот раз - у ворот дежурил (вернее, дремал - уютно развалясь в обшарпанном садовом кресле, опершись подбородком на ствол АК-47), неряшливый небритый толстый араб, одетый в засаленную униформу Палестинской полиции. Неизменная красно-белая куфия дополняла облик этого бесстрашного воина. Заслышав шум подъезжающей машины, страж продрал глаза и сделал неудачную попытку подняться. Обмен гортанными фразами с Лиз, улыбка. Скороговорка Лиз: “Надо дать ему немного денег, лучше американские доллары…" Фрэнк не глядя запустил левую руку в карман и вытащил смятый комок мелких бумажек. Обворожительно улыбаясь, Лиз протянула его через окно в подставленную грязноватую ладонь… Через две минут тяжелые ворота уже откатывались в сторону. Палестинец даже не потрудился оторвать задницу от насиженного места – пульт управления был протянут для удобства прямо к подлокотнику кресла. “Вот что принес ХХ век - прогресс и комфорт даже для развивающихся стран… Прогресс, комфорт, и - американские доллары…" - думал Фрэнк, проезжая прямо на летное поле.
В этот утренний час суета на взлетной полосе была ещё не столь ощутима. В дальнем углу он заметил небольшой самолет, к которому тянулись заправочные шланг и немедленно рванул туда, не обращая внимание на разделительные знаки и полосы…
- Не выходите из машины, пока я не скажу… - бросил он своим пассажирам, выскакивая из распахнутой дверцы резко затормозившего автомобиля.
Все оказалось даже проще, чем он думал. Механик, закончив заправку, откатил тележку со шлангами и отошёл, а охранник, стоявший у трапа, обманувшись уверенной широкой улыбкой крепкого небритого человека в темном поношенном пиджаке и джинсах, позволил незнакомцу подойти слишком близко… Минутой позже он успел пожалеть об этом, утратив свой пистолет Стечкина, и направляясь головой вниз к стремительно рванувшейся навстречу негостеприимной бетонке. Это сожаление было последним, что он запомнил - дальше навалилась душная тишина и темнота, совсем не похожая на обещанные правоверным воинам ислама небеса, полные веселого смеха гурий…
Фрэнк двумя прыжками преодолел трап и ворвался в кабину. Никого. Кресла пилота и помощника пилота пусты. Салон тоже пуст и прохладен. Хорошо. Он выглянул наружу, и приглашающе махнул рукой. Лиз выскочила из машины, и помогла выбраться Марии, крепко и бережно держащей крохотный сверток. И тут Фрэнк заметил подозрительное движение у кромки полосы. Джип с двумя охранниками неуклюже разворачивался в направлении самолета.
- В самолет, быстро! - заорал Фрэнк замешкавшимся женщинам, скатываясь по трапу вниз, и срывая предохранитель пистолета. Припал на одно колено, аккуратно прицелился, и беглыми выстрелами вскрыл капот приближающегося джипа как консервную банку - лишний раз порадовавшись калибру и поражающей силе русскoго oружия… Охранники вывалились в разные стороны из разом задымившего джипа, и залегли, явно не желая подставлять головы под пули… Так. Кажется тут все - подумал он, поднимаясь по трапу следом за Лиз, и поворачиваясь, чтобы затянуть дверь. И не успел додумать. Резко и горячо обожгло левое плечо. Противно взвизгнуло над головой. Удар отбросил к противоположной стене, толчком плеснулась кровь… Сознание он не потерял и на ногах устоял - не так уж плохи дела, просто задели… Бывает - подумал он отстраненно, как о ком-то постороннем. Даже боли не было особенно - просто рука стала ватной. Это не помешало ему, впрочем, почти не целясь выпустить слитную очередь в ответ и услышать гортанный крик боли стрелявшего…
Отчаянные глаза Лиз - ужас, крик… Она с усилием втаскивает трап и захлопывает дверь, поворачивает герметичный замок…
- Так, девочки, все под контролем, - услышал он свой голос как бы со стороны, - Добро пожаловать на борт Палестинских авиалиний - быстро садитесь в кресла, пристегивайтесь, а я разберусь с этим самолетом…"
Держась за стенку, он вполз в кабину и тяжело рухнул в кресло пилота. Все, в общем, привычно и знакомо. Ручки, тумблеры… Не требуется даже думать - и это хорошо… Мысли путались обрывками бумаги, противно набухал горячей влагой рукав. Откуда-то возникла Лиз с бинтом, решительно перетянула руку над раной - стало полегче…
Самолет мелко задрожал и плавно покатился на взлет…
Небо - низкое и серое - приняло его как всегда: сначала недоверчиво, как незнакомая женщина, словно раздумывая, можно ли доверять этой металлической птице, и, наконец, раскрывающееся навстречу призывной, радостной синевой и белоснежными позолоченными взбитыми сливками облаков… Поставив управление на автопилот, он позволил себе оглянуться. Самолет поражал изнутри комфортом и роскошью. “Кому-то здорово не повезло… Кто-то хотел смыться - кто-то важный…" - подумал Фрэнк с некоторым злорадством. Плечо противно ныло, но это было терпимо. Он надел наушники, и сквозь шумы и помехи услышал отчетливый сигнал аэропорта Александрии. "Интересно, какой же у меня номер борта?" - подумал он. Лиз словно читала его мысли - а может, он думал вслух… Она протянула ему бортовой журнал – нашла таки в кармане за креслом помощника пилота. Так, спасибо, что хоть документы они ведут на английском! Самое смешное дошло до него не сразу - но когда дошло, он зашелся в хохоте: он сидел в кресле пилота личного самолета Председателя Арафата!
Так, смеясь и постанывая сквозь стиснутые зубы от проснувшейся тупой, стучащей в плечо и отдающей в висок боли, он и повел самолет на посадку - нарушая все правила, и игнорируя все что только можно. Вниз, туда, на непотопляемый авианосец - остров Кипр, на базу ВВС США. Он ещё успел связаться с посольством США и передать свой личный код, всполошив всех, кого только можно - там, внизу, на базе - перед тем как самолет мягко затормозил у самой кромки полосы, и за минуту до того как отключилось сознание.
Обрывки картинок - как испорченный телевизор с хаотически переключаемыми каналами - его укладывают на носилки; загорелое лицо под пилоткой морского пехотинца… “Джозеф, Джозеф Карпентер…" Это зовут его, это он - Джозеф… Он помнил теперь это точно - таким было его настоящее имя, соответствующее тому коду, который он послал перед тем как отключиться…
Глаза Марии - полные слез, теплые слезы капают ему на лицо…. Ребенок смотрит на него - и … улыбается… И сразу становится легко и ласково… И тепло. И можно заснуть…
Он открыл глаза - и не понял, почему нависает над головой темный потолок, крупные грубые балки… Левая рука затекла от неудобной позы и не ощущалась… А за окном просыпалось ленивое серое холодное море, и печально кричали чайки в полосе прибоя, и пересвистывался в каминной трубе бродяга ветер… Он лежал и слушал эти звуки, и возвращался в свой мир… Медленно, медленно - как в детстве, когда впереди ещё не меньше недели каникул, и можно ещё повернуться на другой бок и счастливо заснуть. Он так и сделал…